Доха Асси: «Однажды я решила, что помочь мне сможет библиотека»

— В Институте имени Пушкина я училась год на подготовительном факультете для поступления в Первый Московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова. С детства мечтала стать врачом, а поступить в медицинский вуз в те годы проще было в странах социалистической ориентации. Однажды папа спросил: «Где бы ты хотела бы учиться медицине — в Болгарии, Румынии, России, ГДР?». Мне было 13 лет, и я уже начиталась великой русской классики: Достоевского, Чехова, Гоголя… Я ответила: «Конечно, в России, папа! Я так хочу увидеть князя Мышкина!». 

 
В той или иной степени я владею четырьмя языками: арабским, английским, французским, русским. В разное время свободно говорила на всех четырёх. Арабский — мой родной язык. В детстве я училась в Каире во французской школе из францисканской сети «Сакре-Кёр», так что французский стал моим вторым языком, до английского. Но по-французски я уже очень давно не говорила, устный язык забывается.
Однако мне не кажется, что знание других языков влияет на мой литературный стиль. Влияет скорее знание других культур, понимание чужой жизни, разных человеческих миров. Например, живя в СССР, я обучалась с представителями советских республик и много общалась с ними. Поэтому я имею представление о людях Дагестана, Украины, Казахстана и так далее, их ментальности и иных особенностях. И если мне нужен по сюжету рассказа персонаж, например, родом из Казахстана, — мне не сложно представить такого человека, я его чувствую…

 
— Издалека кажется, что сходства особого нет. Египтяне, не бывавшие в России, зачастую уверены, что у нас с россиянами ничего общего. Но кто жил в России и хорошо знают россиян, ясно ощущают общность с ними.
И одним из элементов или пунктов сходства является, как ни странно, духовная культура. Ведь до появления в Египте ислама, когда арабы впервые прибыли на территорию страны, основной религией здесь было ортодоксальное христианство, близкое к русскому православию. Влияние ислама в Египте велико, оно распространяется и на христиан тоже, они в быту здесь живут во многом по мусульманским правилам. Этноним «копт», когда-то означал любого египтянина, ведь «Египет» и «копт» — однокоренные слова. Но теперь так называют себя те жители Египта, которые сохранили христианскую религию. И при этом не только у них, но и у всех жителей Египта в психологии, в поведении осталось немало от прежней коптской культуры, ортодоксально-христианской. Это очень сильный и не исчезающий со временем фактор. Поэтому при общении с россиянами мы ощущаем определённую степень культурного или духовного родства.
Родство можно усмотреть и в литературном плане, но оно тоже отчасти базируется на культурном сходстве. Недавно каирский журнал «Айлем Аль-Китаб» (Мир книги) предложил мне вести колонку про современную мировую прозу — и я, конечно же, начала свою рубрику с книги из России. Герой романа Петра Алешковского «Крепость», самоотверженный защитник исторических памятников, я полагаю, будет близок нашему читателю. В Египте, насквозь пронизанном археологией, тоже очень остро стоит проблема культурного наследия, охраны его от корыстных интересов коммерции.

— Вы стали одной из первых среди мусульман, окончивших Евангелическую богословскую семинарию в Каире. Почему вы решили туда поступить?

— Тому было много причин. Во-первых, я как писатель много работаю с идеей гражданства и гражданственности. Для кого-то общность религии, конфессии важнее всего, а для меня самое главное — это общая родина, общее гражданство. Но в ранние годы я, будучи мусульманкой, мало знала о христианстве. И решила узнать больше. Мне было важно искать новые идеи, как нам, мусульманам и христианам Египта, гармонично жить вместе.
Мой папа был одним из известных шейхов в крупнейшем исламском университете Аль-Азхар. И он твёрдо верил в право других религий жить на египетской земле. Он был одним из лидеров анти-ваххабизма, когда ваххабизм у нас был в полной силе. Это было тяжёлое время преобладания в стране ксенофобских взглядов. Но он говорил: «Я шейх, а все мои дочери дети учатся в христианских школах. И это нормально». И он всегда защищал от притеснений и несправедливости людей других религий и других культур.
Ещё одной причиной поступления в семинарию было то, что я хотела писать рассказы или даже роман про египетских коптов, но понимала, что мы мало знаем их, хотя живём бок о бок…

—  В оригинале книга называлась «Его превосходительство супермаркет». На арабском это звучит хорошо, но Игорь Сид, занимавшийся изданием книги в России, объяснил, почему заглавие стоит заменить. По-русски здесь два слова из трёх слишком длинные, получается громоздко. К тому же, в России в своё время прогремела книга Мишеля Уэльбека «Мир как супермаркет», и необычное применение слова «супермаркет» части читателей может показаться немного вторичным. Сид предложил использовать фразу из рассказа про кошку, которая сбежала из дома. Живое существо рвётся на свободу, к независимой жизни, это так естественно, — но девочка-хозяйка требует, чтобы кошку наказали. Идея мне понравилась, такое название звучит метафорично.
«Люжи должна быть наказана»… Наказание животному, а тем более женского пола, за любовь к свободе — это, конечно, метафора проблем, которые сегодня есть в египетском обществе, прежде всего проблем гендерных…

 — Не замечала, что там много про женщин, но действительно, когда десятилетие назад я писала эти рассказы, эта тема меня очень волновала.
В Египте люди внешне живут во вполне модернизированном мире, но при этом по-прежнему доминируют архаичные традиции, в том числе и в плане дискриминации женщин. Меня это возмущает. Более того, мужчины часто используют то, что даёт наука и технический прогресс, для того, чтобы ещё больше контролировать женщину. Мою знакомую муж заставляет включать на телефоне функцию Live Location Tracking. Требует, чтобы ездила на машине только по центральным улицам. Узнав по Live Location, что она как-то свернула на маленькие улочки, устроил дикий скандал, чуть не до развода! А между тем, у неё высшее образование, она зарабатывает хорошо — в общем, совершенно самостоятельная личность… Поэтому чужую глупость и агрессию женщине терпеть сложнее, чем раньше, когда она была совсем без прав.
Раньше было понятно, что женщина — второсортное существо, у неё нет прав равных с мужчиной. А сейчас формально права у женщины есть, но в реальности это не так. Картина более сложная, чем раньше. И об этом, конечно же, нужно писать.

—  Для многих женщин услышать женский голос и свой озвученный опыт в литературе очень важно. У вас есть писательницы-кумиры, тексты которых произвели на вас сильное впечатление?

— Мне кажется, гораздо сильнее, чем творчество других авторов, на меня влияет мой жизненный опыт. Мои наблюдения за миром, за людьми, как они живут, страдают, мечтают…