Вероника Журавлева: «Кто в реставрацию пришел, тот уже вряд ли ее покинет»

10 ноября 2020

В рамках празднования 100-летия Библиотеки иностранной литературы мы продолжаем цикл интервью с друзьями и партнерами «Иностранки».

Новый герой — заведующая сектором реставрации и консервации документов Научной библиотеки Томского государственного университета Вероника Журавлева.

Day-1-Inter-22.jpg

— Вероника Руслановна, расскажите о секторе реставрации и консервации, в котором вы работаете.
— Я работаю в центре с 2004-го года. Он был открыт на базе бывшего сектора гигиены и реставрации отдела редких книг и рукописей в 2002-м году и назывался Региональным центром консервации, а в 2005-м его переименовали в Региональный центр реставрации и консервации документов. У нас хранятся очень большие фонды, и мы вручную проводим все этапы реставрации от начала и до конца. Все делаем сами: и промывку, и нейтрализацию, и химическую обработку. У нас работают и химики, и художники…

— Сколько всего сотрудников работает в центре?
— На данный момент у нас работает пять реставраторов и дезинфектор. В основном, Центр занимается книжными памятниками. Один человек работает с переплетами и документами, другой — с листовым материалом. Я занимаюсь графикой, рукописью и печатью. Я не использую замки, гвозди, кожу и доски. Я работаю с графическими произведениями — это рисунки, гравюры, ксилография, японская и китайская техники… Если же в мои руки попадает книга, я работаю с блоками: отливаю, восполняю…

— Какое количество книг было отреставрировано в Томском центре реставрации и консервации?
— Не могу сказать — через руки реставратора проходят тысячи материалов. Я даже никогда не считала.

— Какой самой интересный документ вы реставрировали?
— Сейчас я реставрирую плакаты времен Гражданской войны и «Окна ТАСС» 42-го года. Еще в этом году у меня был очень интересный проект в Эрмитаже. Я ездила туда прямо перед началом пандемии и работала с тетрапанаксом. Это не бумага, это очень тонкий спил сердевинки дерева. Тетрапанакс напоминает соты. С ним сложно работать, потому что его даже нельзя мочить. Иначе может испортиться структура — клеточки сузятся, а расширить их обратно невозможно. Прессовать его тоже нельзя: на тетрапанакс накладывается объемный рисунок, а под прессом он станет плоским.

— В какое время производился тетрапанакс?
— Тот, которым я занималась, был изготовлен в девятнадцатом веке в России.

— Как вы пришли к тому, чтобы заниматься реставрацией?
— Я художник по образованию. Много лет работала в музее художником-дизайнером. Со временем в некоторых музеях и библиотеках стали появляться ставки реставраторов, в том числе и в Научной библиотеке Томского университета. Меня пригласили туда на работу. Для меня переход на это направление произошел проще, чем для многих коллег, так как сейчас для работы реставратором необходимо художественное образование.

— Вы, как художник, имеете право дорисовывать поврежденное временем изображение в книге?
— Реставратор занимается тонированием. Но тонировать можно только на восстановленных работах, а не на авторских. Иными словами, когда реставратор восполняет бумагу, он будет тонировать только эту часть, и ни в коем случае не оригинал. В реставрации есть одна важная вещь, на которую всегда сложно найти время — это изучение истории своего документа до того, как он попал в твои руки. На конференции я читала доклад по газетам гражданской войны: где они хранились, прежде чем попасть в библиотеку? Наверное, где-то в подвалах… Их же не считали чем-то ценным. Мы все выбрасываем газеты, а через поколение их будут искать и называть раритетом. Если бы хватало времени на изучение истории предмета, реставратор бы к нему по-другому относился.

Day-1-Inter-26.jpg

Реставрация — это минимум вмешательства. Реставратор должен продлить жизнь предмета, а никак не вмешиваться в его суть. Самое главное — это передать следующему поколению предмет таким, какой он есть.

#10

— Как сейчас, на ваш взгляд, развивается реставрация?
— Мне нравятся наблюдать за развитием реставрации, ведь постоянно появляются новые методики и новые исследования. В своем выступлении на конференции я затронула тему того, что реставрация раньше была другой. Сейчас реставрация работает по «щадящему», локальному методу: меньше химии, больше механической чистки. А раньше реставраторы работали по принципу «сделать красиво»: выбелить, подтонировать, переплет переделать. На такой предмет смотришь и сразу понимаешь — ну новодел. Я считаю, что слова «красиво» вообще не должно быть в реставрации. Нужно, чтобы, когда берешь книгу, чувствовалось, что она старая. Ведь в этом ее особая ценность.

#11

— Где вы черпаете информацию о новых направлениях в своей работе?
— На стажировках. Мне посчастливилось пройти огромное количество стажировок: и в мастерской имени Грабаря, и в Эрмитаже, и в Институте восточных рукописей при Эрмитаже, и в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге, и в Государственном историческом музее. У меня есть много знакомых и друзей-реставраторов из разных школ, от которых я получаю знания о том, по каким техникам они сейчас работают. Я точно могу сказать, что реставраторы всегда помогают друг другу. Всегда можно написать или позвонить кому-то с вопросом, прислать фотографии… Специалистов в реставрации очень мало, тем более в Томске.

#12

— Как в работе помогают конференции наподобие «Книжных памятников в аспекте сохранности»?
— Во-первых, они помогают набраться опыта. Во-вторых, часто благодаря таким конференциям удается заполнить некоторые пробелы и получить ответы на свои вопросы. В этом плане даже кофе-брейки очень полезны — они помогают наладить связи с другими реставраторами. Также на конференциях можно познакомиться с молодыми реставраторами, что крайне интересно. Они нередко приносят некую «новую волну», потому что они думают по-другому, у них свежий взгляд и обширные интересы, а еще они пользуются прогрессивными технологиями.

#13

— Как у вас складывалось сотрудничество с Библиотекой иностранной литературы?
— Розу Михайловну (Сальникову, руководительницу Центра консервации и реставрации «Иностранки» — прим. редактора) я знаю очень давно, примерно лет двадцать. Милейший человек. Я вам честно скажу, если в России спросить про «Иностранку», все скажут: «Роза Михайловна».

#14

— Как вы познакомились?
— Это было во время одной из моих стажировок, к нам в мастерскую приехали сотрудники «Иностранки».

#17

Day-1-Inter-16.jpg

— Какой из этапов реставрации вам больше всего нравится?
— Знаете, когда я беру в руки документ, предназначенный для реставрации, я представляю, что он пациент. А я — реставратор — как врач, который поэтапно начинает лечить больного. У меня нет любимых и нелюбимых этапов в процессе реставрации, потому что я начинаю любить сам документ. Но иногда бывает такое, что материал лежит, а я не могу к нему приступить. Порой это происходит, потому что мне хочется предварительно изучить историю этого документа, поискать литературу либо проконсультироваться с кем-то по технике реставрации. А иногда я просто не могу к нему подойти, потому что есть что-то в этом документе такое — чувствуется, что не «мое». Документ нужно полюбить. Тогда процесс реставрации тебя полностью поглощает. Мне кажется, кто в реставрацию пришел, тот уже вряд ли ее покинет.

#16

— Вы занимаетесь отдельно художественной деятельностью?
— Нет, поскольку все мое время забирает реставрация. Я даже думаю, что нельзя так сильно любить реставрацию и что мне нужно постепенно от нее отходить, но у меня не получается…

Автор текста — Елена Линева
Фотограф — Василий Парин

438

Библиотека

Вконтакте Twitter

Будь в курсе всех мероприятий!
Подписаться на рассылку

Присоединяйтесь
Дружите с Иностранкой

Тематические подборки