«Серьёзный жанр». 5 графических романов

С чем связна популярность графических романов? И почему это «серьёзный жанр»?  Рассказывает модератор книжного клуба «Мастерская» Алёна Кукушкина.

Например, в «Хранителях» есть время самой истории, идущей вперёд в реальном времени, есть время документов (прошлое), есть время коллажных цитат из других комиксов, есть внутреннее время персонажей (дневники, внутренние монологи). И все эти времена наслаиваются друг на друга (реплики из одного времени помещаются на изображения в другом времени, создавая символически параллели между микро и макромирами). Читая/смотря наш организм испытывает необычные состояния — оказывается, можно жить в объёмном времени, буквально плыть в океане времён.

Фронтир, на котором выживает героиня, и исторический, и социальный, и возрастной, и сексуальный. При этом Сатрапи избегает простых точек зрения (плохо-хорошо, свои-чужие) она противопоставляет грубым силам угнетения частные акты сопротивления (мягкую гуманную силу): тайные вечеринки, контрабанду модной культуры, солидарность друзей и родственников, память.

Визуальный язык романа, выполненный в лаконичной чёрно-белой графике, стал художественным прорывом. Упрощённая, почти карикатурная манера рисования, навеянная стилем французского художника и сценариста графических романов Давида Б. (Пьера-Франсуа Бошара), служит инструментом иронии и дистанцирования: контраст между наивными округлыми формами и изображением жестокости (казни, бомбардировки) создаёт эффект эмоционального потрясения, не переходящего в натурализм. Это и частный дневник и газетный рисунок (и там и там упрощение и заострение индивидуальной манеры).

Это мир, увиденный конкретным персонажем. Нет автора (как в комиксе). Автор — это рассказчик. Можно провести аналогию с прозаическим приёмом, который называется СКАЗ. Стиль рисунка — это сказ, это оптика персонажа, физическая особенность его зрения. А мы знаем, что человечество научилось нагружать даже абстрактные визуальные элементы изображения (пятна, линии, объёмы) конкретным психологическим, моральным и философским содержанием. Мы видим картинку и считываем, что чувствует нарратор, понимаем его философию, социальные характеристики личности. Причём нам не нужны дополнительные комментарии на эту тему (как это нужно делать в прозе). Вследствие этих возможностей текст в графическом романе становится короче, весомее.

Героиня, столкнувшись с расизмом в Европе и репрессиями на родине, воплощает кризис принадлежности, характерный для диаспоры. Этот аспект делает «Персеполис» манифестом транснациональной памяти, где личная травма становится частью коллективного исторического свидетельства стран третьего мира, ищущих свою новую идентичность перед лицом глобальных вызовов.

В этой книге очень сильно РОМАННОЕ НАЧАЛО. Это ещё одна общая черта жанра. Роман — это всегда философское высказывание, в котором от центральной концептуальной метафоры расходятся круги образов. Здесь центральный образ — и это традиционно для романной формы — выносится в название произведения. Для романа характерно также большое количество персонажей и эпическая трактовка истории.

Международное признание (Пулитцеровская премия в 1992 г., включение в программы университетов от США до Японии) подтвердило статус «Мауса» как ключевого текста о Холокосте и легитимировало графический роман как жанр. Сегодня «Маус» остается эталоном документальной графики, где синтез текста и изображения создаёт пространство для диалога с «неприемлемым», катастрофическим прошлым.

 
На материале этого романа можно смело сказать о том, что комикс становится графическим романом, когда стиль автора соединяется с каким-то большим стилем в истории искусства.