Поговори со мной о любви — о чём писали авторы своим возлюбленным

«Я безмерно благодарен тебе, Пурезинья*, за то, что ты попыталась понять меня и захотела разглядеть в обманчивой дикости моего „я“ мир нежности и любви, хранящийся там в ожидании той, кто захотел бы его открыть. Ты стала моим Колумбом. Мне самому ты раскрыла неизведанные стороны моей же души…»

Письмо I:
…Вы говорите мне о дружбе, а с недавних пор и о любви. Я не верю ни в ту, ни в другую. В проходящих впечатлениях, в мимолётных привязанностях я ищу чего-то, что отвлечёт меня от грызущих размышлений, и тогда не чувствую столь сильной муки, потому что, непостоянная в своих интересах, я быстро от всего устаю, а мимолётные привязанности, едва трогающие меня, не отнимают у меня права следовать инстинкту моей души, которая жаждет свободы. Иногда я мечтаю встретить в этом мире печальное, горящее сердце, гордое и наполненное устремлениями, как моё, — разделить с ним мои наслаждения и страдания, отдать ему этот избыток жизни, который я сама не в состоянии вынести. Но чаще я боюсь своей страшной предрасположенности к страданиям, и предчувствую, что сильная любовь поднимет в моей груди бури, которые, возможно, разрушат мой разум и мою жизнь. А кроме того, сможет ли любовь заполнить пустоту в моей душе? Я всё испробовала и от всего отказалась: и от любви, и от дружбы! Что же я могу предложить вам, мой милый? Сочувствие страдающего сердца! … и мои стихи, чтобы отвлечь вас от тягостных раздумий.

Конечно, я думал о тебе днями и ночами. Мне кажется, я истощён. Это все последствия переживаний прошлой зимы. Я даже осмелюсь предположить, что чесотка — одно из них. Я так нуждаюсь в твоих тёплых объятиях и твоей любви.
Ты наверняка удивилась бы, узнав, о чём я думаю последнее время. Подозреваю, каждый влюблённый немного охотник. Он беспрестанно думает о том, как великолепно на вкус тело его возлюбленной — как добраться до его самых сокровенных мест. (Мне приходится постоянно прерываться, чтобы почесать нарывы на ногах. Почему ты не здесь, чтобы прикоснуться к ним руками?)
(Кто-нибудь говорил тебе, как чудесно выразительны и прекрасны твои руки? Или это моё личное открытие?)

С-С, первые буквы наших фамилий, — для меня это единение душ. Тире означает, что они встретились. С-С — символ баланса. В нём насыщенность и вибрация и излучение, но он окутывает их гармонией и равновесием.

Ты — мое второе я, меня дополняющее. Я мог бы говорить о любви и поцелуях и пытаться выразить словами всю мою привязанность и страсть. Я мог бы использовать все превосходные формы языка и все нежности, которые могут донести до тебя короткие саксонские слова. Ты самая прекрасная, самая грациозная женщина в мире, наделенная восхитительной сердечностью, умом и чувством, несравнимая ни с кем на целом свет.

Моё чувство к тебе было таким приятным. Оно было из детства. Я была наполнена пылом, возвышена силой твоей натуры, нежно приближена к реалиям жизни. Мне стоило бы быть благодарной за то, что твоя рука вела меня через зелёные наполненные солнцем тропинки, за то, что как ребёнок могла прижаться к своему другу, слушать его истории о вещах, незнакомых моему мышлению.

Дорогая Бренда

Я люблю тебя все больше и больше с каждым днём. Ты такая сильная, стойкая, уверенная в себе! Сегодня ты сделала мне величайший комплимент, на который только может надеяться мужчина. Если я тот самый «настоящий мужчина», то ты, безусловно, та самая «настоящая» женщина.

Я упорно ищу среди лиц моих слушателей такое же, как у тебя, — которое будет свидетельствовать о характере, похожем на твой, — и мои поиски напрасны. Так, день ото дня я все больше горжусь тобой, поскольку получаю всё новые доказательства того, что во всём мире нет никого, подобного тебе.

Дорогой Уолдо,
Ты уехал в такой чудесный день, прямо сейчас солнце улыбается самой обворожительной улыбкой — я погружена в воспоминания о нашей последней волшебной встрече, так что я едва ли верю, что ты уехал — ничто не звучало для меня так всеобъемлюще, насыщенно и глубоко как «Последний человек», «Радуга», лучшие сочинения Байрона, я ценю их очень сильно, потому что они нашли отклик во мне, но — Твои книги по сей день дают мне причины для размышлений и радости, правда, Уолдо Эмерсон, они восхищают меня — не думай, что я тебе не ровня и что твои самые глубокомысленные работы мне непонятны — они будут также полезны мне как те, что я перечислила ранее — молю тебя, пришли мне больше — хотя знаешь, мы же будем жить вместе, так что пока я постараюсь написать тебе еще писем в эти долгие зимние дни — и я люблю тебя очень нежно — поэтому пишу лучше и лучше, и мне удается подбирать все более выразительные и более точные слова — Благослови тебя Бог, Уолдо

Я дикий и резкий по натуре — но я честно постараюсь сделать тебя счастливой — я уверен в этом настолько, насколько вообще могу быть уверен в чём-либо. Со мной сложно. Но не сомневайся во мне — не надо. Я правда люблю тебя. Когда мы будем мирно жить вместе, наша жизнь будет прекрасна. Я правда хочу быть спокойным с тобой, расти с тобой, медленно и сладостно совершенствоваться вместе — и только изредка отдаваться страсти. Дорогая, я боюсь, как бы ты не пожалела, что предпочла меня Курту. Вот бы я был как обычные мужчины. Но я немного другой — и видит Бог, не горжусь этим.

Нет, любимая, не сомневайся. Я очень сильно люблю тебя.

Я хочу быть с тобой рядом, и больше мне ничего не надо. Ты должна знать, что я есть. И не должна ничего бояться. Ты должна чувствовать, что я всегда буду с тобой и что в твоей жизни никогда больше не будет одиночества. Я не больно-то умею утешать; тут я неловок в обращении со словами. Но я способен на нечто другое, на что прежде не был способен: я способен на любовь, — и в то мгновение, когда я сейчас написал это, мне стало ужасно стыдно, потому что это прозвучало очень высокопарно, а этого не должно быть. Но я оставлю всё, как есть, потому что это благодаря тебе я стал способен на это

Толек, мой любимый. Переживала и переживаю сегодня нашу молодость, любовь… Когда поднималась по лестнице на 2-й этаж на Некрасовской, 3 — сердце дрожало и билось, а ноги стали ватными. Такое же чувство было и 27 лет тому назад… Что же это? Только воспоминание? Нет, больше, верно оно и сейчас. А когда я была на Владимирской горке, то ясно казалось, что ты где-то рядом и сейчас мы поедем от Днепра в лес. <…>