Памяти Владимира Скороденко

Для Библиотеки иностранной литературы это невосполнимая утрата.

Писать о собратьях по перу, тем более связанных общими интересами, симпатиями и устремлениями, всегда непросто — непросто даже в пору общей печали, когда, что ни день, из наших рядов судьба выхватывает то одного то другого, нимало не считаясь с возрастом, талантом, рангом и известностью. Не знаю, о ком из них я сожалею больше других: замечу только, что, памятуя о словах Джона Донна, думаю обо всех «островах», в которых запечатлелась наша необозримая и разомкнутая во времени и пространстве вселенная. Вселенная — это слово как нельзя более соответствует духовному миру и душевному настрою ушедшего от нас современника, с которым он с легкостью откликался на самые разнообразные культурные явления и феномены прошлого, настоящего и ожидаемого будущего.

Скажу по совести. Вся моя сознательная жизнь прошла под знаком преданности литературе, искусству и не зависящих от мимолетных капризов изменчивой конъюнктуры ценностей, будь то роман, рассказ, поэзия или кинематограф. И более полустолетия в ходе привязанности к той и иной из этих ценностей мне довелось разделять с коллегой, соратником и другом Владимиром Андреевичем Скороденко — начиная со студенческой поры, когда он был уже молодым, но определившимся аспирантом, а я — еще начинающим филологом школы профессора англистики Валентины Васильевны Ивашевой. Меня с ранних лет поражала широта его не столь профессионального, сколь общекультурного диапазона, без видимых усилий вмещавшего самые неявные и порой противоречивые литературные (и не только литературные) процессы и явления: от прозы Курта Воннегута, Ирвина Шоу и Бернарда Маламуда до английской поэзии ХХ века, от философского кино Ингмара Бергмана и Микеланджело Антониони до граничащего с озорной шуткой стихотворчества британских «битлов». (Замечу в скобках, что, наряду с точным и емким письмом, он с 60-х годов был и замечательным устным переводчиком-синхронистом, с чьей легкой руки мне посчастливи-лось впервые познакомиться с такими экранными шедеврами, как «Забриски Пойнт» и «Осенняя соната»).

Папа и Библиотека — для меня эти слова неразрывно связаны. Папины коллеги вошли в мою жизнь с раннего детства и воспринимались, как естественная часть его вселенной. Тетя Элля Переслегина, тетя Катя Гениева, поездки на дачи, встречи, походы в гости.
Второй родной дом — Библиотека праздников и Новогодних елок, Диснеевских мультиков и концертов. Позже, в студенчестве, — сокровищница знаний, настоящее рабочее место.
И навсегда — символ интеллигентности, культуры, как непреложной ценности, стабильности и преемственности. Оазис тепла и света. Некое убежище в наши изменчивые времена.
Человеческим воплощением Библиотеки для меня неизменно был папа. Блестящий В. А., которым я всегда восхищалась и гордилась. В которого были влюблены все мои подруги. Открывший для нас миры Ахматовой и Булгакова, Феллини и Окуджавы, Beatles и Rolling Stones, всего не перечесть… по чьей хрестоматии мы «на отлично» сдавали зарубежную литературу. Я немало переводила с папой, и он — виртуоз — демонстрировал мне вершины переводческого мастерства. А, редактируя мои переводы и авторскую писанину — изящество и точность правки. Мой сын Ваня, внук В. А., всегда поражался, как легко расправляется с математическими задачами, которые не по зубам даже репетитору, наш Владимир Андреевич. Лучший любимый отец и самый замечательный дедушка.
Если бы я не верила в жизнь вечную, после папиного ухода для меня все бы утратило смысл. Но я верю и всеми силами буду созидать жизнь земную так, чтобы продолжить папины традиции. В работе, творчестве, дружбе, в трепетном, деликатном отношении ко всему живому. Это высокая планка, но буду тянуться.
Папин мир — бесконечно изящный глубокий, искрящийся, с присущими лишь ему юмором и интеллектом, непередаваемой кроткой улыбкой, взглядом, интонациями, обаянием — материк, без которого мне сплошная неприкаянность.
Для нас с Ваней очень важно не терять вас — папиных друзей. Материк ушел из-под ног, но вспоминая и встречаясь, мы останемся на плаву. Милый папа, как тебя не хватает…
Царствия Небесного папе!

Владимир Андреевич Скороденко вот уж точно был удивительно светлым человеком, и всякий, даже самый короткий разговор с ним будто прибавлял тебе то ли сил, то ли жизнелюбия и доброжелательности.  С ним было легко, и земля пусть будет ему пухом.  А память истинно светлой и долгой.

Российская государственная детская библиотека выражает искренние соболезнования коллективу Всероссийской библиотеки иностранной литературы им. М. И. Рудомино в связи с уходом Владимира Андреевича Скороденко, ученого секретаря ВГБИЛ, литературоведа и переводчика.
Владимир Андреевич был автором многих статей к изданиям на русском языке произведений британских, ирландских, американских, австралийских писателей, составителем ряда антологий английской поэзии и английской новеллы, переводил М. Спарк, А. Брукнер, У. С. Моэма, М. Р. Джеймса, А. Конан Дойля, Э. С. Гарднера, Р. Стаута, К. Исигуро и др.
Уход Владимира Андреевича Скороденко, кандидата филологических наук, члена Союза советских писателей, заслуженного работника культуры и талантливого переводчика — большая потеря для всех нас и для российской культуры в целом.

Про Володю Скороденко я впервые услышал еще в университете, от его научного руководителя, профессора Валентины Васильевны Ивашовой. Запомнились слова «умнейший человек». Потом судьба свела нас в стенах Библиотеки иностранной литературы, поначалу на отдалении — я только начинал свою трудовую деятельность, а он уже был опытным, уважаемым библиографом-комплектатором, — но с годами сводила все ближе, и дистанцированное знакомство как-то незаметно, само собой переросло в приятельство, а на склоне наших лет, смею полагать, и в настоящую дружбу.
Владимир Андреевич был филологом высочайшей квалификации, замечательным переводчиком, тонким ценителем и незаурядным знатоком литературы, умевшим, что совсем не каждому дано, это свое знание и понимание облечь в самоценный литературный текст. Помимо этого, он много лет занимался административной работой, сумев, что не дано почти никому, не потерять при этом лица, не уронить достоинства и чести, сумев остаться глубоко порядочным человеком. Руководящая должность вынуждала его на официальном уровне к внешней сдержанности, а то и дистанцированию, но именно вынуждала, ибо главными его качествами были доброта, щедрость, открытость и неизменная верность в дружбе, — короче, человечность и порядочность, что во всяком официальном амплуа воспринимается как слабость. Надеюсь, что там, куда он ушел от нас, ему этих своих «слабостей» ни от кого и никогда скрывать не придется.

Очень-очень горько. Владимир Андреевич воплощал все лучшее, что отличает сотрудников Иностранки — ум, эрудиция, доброжелательность, высочайший профессионализм, стремление служить общему делу.

Милый Владимир Андреевич. Целая эпоха, связь прошлого с настоящим. Очень жаль. Вечная память. Будем вспоминать светло.

Вечная память прекрасному работнику, человеку и просто галантному и интеллигентному мужчине. Таких не бывает… всегда улыбчивый, всегда перед женщинами открывал дверь и пропускал вперед… Очень жаль, что такие люди уходят, которые учили нас добру и человечности.  Спасибо Вам Владимир Андреевич что ВЫ были в нашей жизни!

Казалось, что Владимир Андреевич будет в Библиотеке всегда.  Его порядочность, высочайшие образованность и профессионализм, интеллигентность, скромность, умение ради главного и любимого дела — служения слову, книге, выстраивать ровные позитивные отношения со всеми работниками
независимо от должностей, снискали глубокое уважение. Он никогда не стремился сделать должностную карьеру, но всегда заслуженно держал высоко планку Российского филолога.  

При общении с ним забывалось, что он Ученый секретарь ВГБИЛ им. М. И. Рудомино,  член Союза советских писателей, заслуженный работник культуры РСФСР,  кандидат филологических наук, широко известный в России, литературовед, критик, переводчик с английского, автор многих статей, переводов популярных зарубежных писателей, антологий английской поэзии и новеллы. Его творчество обогатило Российскую культуру, которая всегда была неразрывно связана с культурой мировой.
Более полувека Владимир Андреевич прожил в Библиотеке — в своём главном доме и давно и навсегда стал неотъемлемой прекрасной чертой лица «Иностранки».
Светлая вечная память Владимиру Андреевичу Скороденко.

Семья Екатерины Гениевой.

***

9 января я узнала, что не стало Владимира Скороденко. Предшествующие дней десять я упорно дозванивалась в больницу № 7, где он лежал, и получала дежурный ответ: «Состояние средней тяжести. Температура такая-то (нормальная)». Так было и 8-го числа. А на следующий день…
Нельзя сказать, что мы были близкими друзьями, но мы были хорошими давними знакомыми, и теплые отношения длились еще с 60-х годов прошлого века, когда Володя был аспирантом филологического факультета МГУ, а я училась там на старших курсах. Он дружил с Димой Шестаковым, у которого я писала дипломную работу.
В период моей долгой работы в издательстве «Радуга» мы, разумеется, общались, хотя для моей редакции он ничего не писал — не его был профиль. Он больше переводил прозу, а я издавала литературу на языке оригинала и двуязычные поэтические антологии. Только однажды, много позднее, года три назад, я редактировала по просьбе журнала «Иностранная литература» его перевод романа Мюриэль Спарк «Теплица над Ист-ривер». Переводчик он был удивительно тонкий, глубоко вникающий в стиль автора. Я с моей маниакальной дотошностью наскребла энное количество замечаний, которые мы мирно и не без удовольствия обсуждали.
Встречались у общих друзей, и дома бывал он у меня по табельным дням. Норовил прийти пораньше, потому что торопился после десяти домой кормить кошек. Их количество иногда доходило до двенадцати — страшно подумать, что теперь с ними будет. Уже одна его любовь к животным говорит о его душевных качествах. Но и к людям был неизменно внимателен и доброжелателен.
Чаще всего встречались на каких-либо вечерах или презентациях в Библиотеке иностранной литературы. На традиционных фуршетах обычно оказывались рядом — я готова была составить компанию и выпить две-три рюмки водки (вино Володя не уважал). Часто и уходили вместе и, добравшись до Таганской кольцевой, расходились в разные стороны.
Вот и последний раз где-то поздней осенью прошедшего года видела его в Библиотеке иностранной литературы на презентации нового перевода Кафки, сделанного Михаилом Рудницким. А через несколько дней встревоженный голос Володи в трубке: «Ксения, как Вы? У Саши Ливерганта «корона»! Вы же были рядом!» И далее ежедневный обзвон по очереди — узнать, как здоровье Ливерганта.
Да, уходят друзья — уходит частичка твоей жизни.

Филолог, литературовед, редактор, переводчик Ксения Атарова. 

Неприметен: небольшого роста, старенький, видавший виды, свитер, мятые, протертые на коленке вельветовые брюки, на презентациях, на фоне пиджаков от «Бриони», выглядит довольно странно, чтобы не сказать комично. Так и хочется поинтересоваться: «А это кто такой? Кто его звал?»
И говорит тихо, тоже как-то незаметно. И всегда — коротко и по делу. Дело для Владимира Скороденко всегда было превыше всего. Талант, трудоспособность, добросовестность, образованность — его козыри. Если что обещал, будьте уверены, сделает — переведёт, напишет, прочитает — минута в минуту.
Войдите в его кабинет в Библиотеке иностранной литературы. Порядок образцовый: тетрадка к тетрадке, страничка к страничке, книжка к книжке, в каждой закладка — всему своё место.
И время. Всегда заранее, за неделю, а то и за месяц, точно знает, что в какой день и час будет делать, куда отправится, с кем встретится. Работать с таким, как Скороденко, одно удовольствие — не подведёт.
Высокий профессионал и эрудит, блестящий — нет равных и уже не будет — знаток литературы, и не только современной, и не только английской, которую знал досконально, от Свифта и Джейн Остен до Грэма Грина и Уильяма Голдинга. С ним не нужен был никакой интернет; в восемьдесят с лишним ни капли, ни тени склероза, все авторы, переводчики, критики, издатели, живые и мертвые, у него в голове: помнит, кто, что, когда написал, перевёл, выпустил.
Сам же и писал, и переводил отменно. Медленно, в охотку, ответственно, тщательно — со знанием дела и в прямом и в переносном смысле слова.
Помню его на Попечительском совете библиотеки: ведёт протокол, никакого компьютера, низко, по-стариковски склонился над листом бумаги, в пальцах зажата копеечная шариковая ручка, почерк четкий, мелкий, убористый — ни одного слова из сказанного выступающими упущено не будет.
А ещё — старая школа — был очень предупредителен, расположен, благожелателен, что не всегда бросалось в глаза — с его-то сдержанностью и корректностью. О людях, как бы к ним ни относился, плохо не говорил, если что — отмалчивался, всегда и всем, даже тем, кто этого не заслуживает, отдавал должное; если кого при нем ругаешь, над кем смеёшься — заступался, находил контрдоводы.
С немногими же близкими был ласков, улыбчив, даже трогателен. Позвонит и первым делом спросит: «Ну как ты, лапушка?» Его любимое словцо.
Искренне бы удивился, если бы ему сказали, что он — гордость Института перевода, что он — гордость Библиотеки иностранной литературы, где работает десятки лет, гордость журнала «Иностранная Литература», где печатается, и тоже десятки лет.
Работал. Печатался.

9 января не стало Владимира Андреевича Скороденко. Возможно, самого отзывчивого и деликатного человека из всех, кого я знал.
В предисловии к своей книге «Лучшее время года. Английские переводы Владимира Скороденко», вышедшей в Центре книги Рудомино в 2017 году в серии «Мастера художественного перевода» он ни слова не говорит о себе как о мастере, а только о других мастерах, отдавая им дань ученика, коллеги, продолжателя и наследника их дела.
«Володечка, — говорила Екатерина Юрьевна Гениева, — нужно срочно сделать кое-что очень важное». «Катюша, чем я могу быть полезен?» — отвечал он.
«Чем я могу быть полезен?» — это звучало буквально в каждом его обращении ко мне, даже если это было, казалось бы, ни к чему не обязывающее «Здравствуйте!» А его вот — обязывало.
В том же предисловии Владимир Андреевич пишет: «Главной своей задачей я всегда считал продвижение зарубежной литературы — прозы и поэзии — к русскому читателю». Но мы помним, что однажды его служение литературе зарубежной удивительным — а может, вполне закономерным? — образом продолжилось в его служении и отечественной литературе. В 2011 году Владимир Андреевич возглавил Институт перевода, призванный продвигать российскую литературу к зарубежному читателю. Не будем забывать, что Концепция развития художественного перевода в России, представленная в своё время Правительству Российской Федерации и давшая старт грантовой программе поддержки зарубежных переводчиков и издателей русской литературы, была разработана именно Владимиром Андреевичем Скороденко в соавторстве с его ближайшими коллегами-переводчиками.
Последний раз я видел Владимира Андреевича в 20-х числах декабря, шагающего по пешеходному переходу от Библиотеки иностранной литературы к дому 4 и вдруг повернувшего по диагонали направо и заторопившегося — видимо, к остановке у «Иллюзиона» подходил его транспорт. Я хотел было окликнуть его, поздороваться, поздравить с наступающим — но дорожная обстановка и вечерний гололёд остановили меня. Ничего, решил я, — я его ещё сто раз здесь увижу, сто раз ещё поздороваемся.
Но нет. Уже нет.
Только горькая печаль — и светлая память.

Décès de Vladimir Skorodenko, qui fut pendant un demi-siècle un collaborateur aussi efficace que discret de la Bibliothèque de littérature étrangère à Moscou.
Authentique philologue, érudit, traducteur, spécialiste de la littérature anglophone, il se distinguait par une élégance de style, par son russe recherché. J'ajouterai sa bienveillance et son humour.
Je le revois dans son bureau entouré de piles de livres ouverts, de dictionnaires, d'encyclopédies. Nous préparions ensemble les séances du Conseil international de tutelle de la Bibliothèque selon un rituel immuable. Il en rédigeait les procès-verbaux avec un art qui en faisait des chefs-d’œuvre!
Il était signe d'humanité et de culture. Inoubliable Vladimir Andreevitch!
J'adresse mes condoléances émues à sa famille, ses amis et tous nos collègues de l'"Inostranka», la Bibliothèque de littérature étrangère.

Скончался  Владимир Скороденко, бывший полвека столь же действенным, сколь и сдержанным сотрудником Библиотеки иностранной литературы в Москве.
Настоящий филолог, эрудит, переводчик, специалист в области англоязычной литературы, отличавшийся элегантностью стиля и тонким чувством русского языка. Добавлю также его доброжелательность и юмор.
Вспоминаю его в кабинете, окруженным горой открытых книг, словарей, энциклопедий. Вместе, в соответствии с неизменным ритуалом, мы подготавливали заседания Международного Попечительского совета Библиотеки. И он составлял протоколы этих заседаний с поистине выдающимся искусством!
Он был символом человечности и культуры. Незабываемый Владимир Андреевич!
Приношу свои искренние соболезнования его семье, друзьям и всем коллегам «Иностранки», Библиотеки иностранной литературы.

Прошу передать мои глубокие соболезнования родным и близким Владимира  Андреевича Скороденко. Он был замечательным переводчиком, филологом,  хранителем истории «Иностранки». Полвека жизни он отдал ВГБИЛ, для  него библиотека была родным домом. По должности он был ученый  секретарь, но функции его были шире. Многие выставки и вечера во ВГБИЛ  часто и для всех привычно открывал и блестяще вел Владимир Андреевич.
Отличный организатор и ученый, прекрасный человек. Его будет очень не  хватать родной библиотеке и всем, кто его знал.
Царствие небесное и вечная память!

Получил скорбную весть о кончине Владимира Андреевича. Я помню его как исключительно сердечного и чуткого человека. Рядом с динамичной и решительной Екатериной Юрьевной он был незаметный, но поистине сердечный и посвящённый во все тонкости работы библиотеки, будь то цели, функции, читатели, сотрудники. Он всегда был почтительным и проявлял дружелюбное отношение, неподдельный интерес ко мне, нашей национальной библиотеке и Латвии. Именно таким в моей памяти навсегда останется учёный секретарь Библиотеки иностранной литературы.

I warmly endorse all the tributes to Vladimir Andreevich Skorodenko. My long friendship with him began forty-five years ago when in March 1976 he and Katya Genieva came on a literary visit to Britain, their first to a Western country. This was at my invitation as Director of the Great Britain-USSR Association and in that capacity I would see them whenever I was in Moscow over the years that followed.
On top of his other remarkable qualities Volodya was an absolute perfectionist. This first became apparent to me during my time as President of the Popsoviet of the Library and we had to prepare documentation of its meetings. Volodya's perfectionism, along with his infinite patience and high linguistic skill, became even more obvious t me when he was translating my memoir on cultural links between our two countries, 'Speak Clearly into the Chandelier', published in Moscow in 2001.
I salute his memory and offer my sincere sympathy both to his daughter and to his professional colleagues and friends.

Сердечно поддерживаю все, что касается Владимира Андреевича Скороденко. Моя давняя дружба с ним началась сорок пять лет назад, когда в марте 1976 года он и Катя Гениева приехали с литературным визитом в Британию, впервые в западную страну. Это было сделано по моему приглашению в качестве директора Ассоциации Великобритания-СССР, и в последующие годы я встречался с ними всякий раз, когда был в Москве.
Помимо других замечательных качеств, Володя был абсолютным перфекционистом. Это впервые стало для меня очевидным, когда я был президентом Попечительского совета библиотеки, и нам нужно было подготовить документацию по его собраниям. Перфекционизм Володи вместе с его бесконечным терпением и высоким лингвистическим мастерством стал для меня еще более очевидным, когда он переводил мои мемуары о культурных связях между нашими странами Speak Clearly into the Chandelier, опубликованные в Москве в 2001 году.
Я приветствую его память и выражаю искренние соболезнования, как его дочери, так и его коллегам и друзьям по профессии.