Портрет Евгения Витковского работы Наталии Верди (1998, СПб). Холст, масло.

Памяти Евгения Витковского

25 марта 2020
#1
3 февраля на 70-м году жизни скончался выдающийся переводчик и писатель Евгений Владимирович Витковский. Он родился 18 июня 1950 года в Москве, учился в МГУ. Переводил с английского, немецкого, французского, португальского, нидерландского, гэльского, африкаанс и многих других языков. Занимался литературоведением и книгоизданием: выпустил четырехтомную антологию поэзии русского зарубежья «Мы жили тогда на планете другой», масштабную антологию мировой поэзии в русских переводах XX века «Строфы века — 2», собрания сочинений Георгия Иванова, Ивана Елагина, Арсения Несмелова. В 2000 году опубликовал трехтомный роман «Павел II», написанный в жанре альтернативной истории, и в дальнейшем напечатал еще несколько книг, являющихся частями одного историко-фантастического цикла. В 2003 году Евгений Витковский создал знаменитый сайт «Век перевода», на котором молодые переводчики могли познакомиться с историей поэтического перевода, рассказать о своей работе и обсудить насущные переводческие проблемы. Мы попросили Михаила Савченко и Артема Серебренникова, двух старожилов сайта и младших учеников Евгения Витковского, поделиться с нами воспоминаниями о своем учителе.
#2
Автор фотографии — Иван Кузьмин
Михаил Савченко (р. 1984, Краснодар) — филолог, поэт, переводчик с ряда европейских языков. Как поэт-переводчик печатается с 2005 г. С 2007 г. живет в Париже. Помимо стихотворений, напечатанных в сборниках и антологиях, переводит драматургию («Испанская трагедия» Томаса Кида, 2011; «Король Ричард III» Уильяма Шекспира, готовится к печати).
#18

«Лучше быть хорошим русским поэтом, чем хорошим французским профессором»

#3
С Евгением Владимировичем мы познакомились на сайте «Век перевода» в 2005 году и встретились впервые лично полгода спустя. На тот момент я был самым младшим переводчиком на сайте.

Поэтическим переводом — с нескольких языков — я занимался с детства. Конечно, для того, чтобы понять оригинал, нужно хорошо знать язык, на освоение которого нужно много времени. Более того, и своим собственным языком в нежном возрасте тоже владеешь еще не вполне — в связи с чем меня всегда удивляли такие совершенные по форме детские стихи классиков. Но интересу моему это не мешало.

По имени Е.В. мне был известен давно, и как переводчик, и как составитель книг, в том числе поэтов русского зарубежья. О сайте «Век перевода» я узнал двадцатилетним студентом на другом сайте переводческой тематики: там мелькнула информация о том, что проводится конкурс на лучший перевод стихотворения Брета Гарта The Heathen Chinee. Сейчас про него существует отдельная статья на английской «Википедии», а тогда я сломался. Это было настолько непохоже на тексты, которые обычно предлагаются на конкурсах! Да и я тогда переводил в основном то, что печаталось в билингвах, то есть уже переводилось, или в антологиях. Конкурсное стихотворение оказалось очень сложным, во-первых, по интонации, а во-вторых, с точки зрения понимания контекста; по объему информации Интернет тогда был еще не тот, что сегодня. Я сделал строфы полторы и понял, что не могу.

И я переживал тогда период отчаяния и неверия в собственные силы, поэтому пребывание на «Веке перевода», куда я пришел, заманенный тем конкурсом, мне очень помогло. Оказалось, что я не один, что бывают даже люди моего поколения, занимающиеся поэтическим переводом! К слову, не так уж их и много: в последнюю нашу встречу Е.В. сказал нам с Артемом Серебренниковым: «Где молодые? Когда я умру, вам будет тяжело».

Чуть позже, летом 2005 года, я набрался смелости и выложил свои переводы на форуме сайта. Е.В. отозвался кратко и одобрительно: «Ни строчки в вашем переводе я, кажется, до сих пор не видел»; то есть он допускал, что я уже мог печататься, что мне польстило.

Первым моим напечатанным переводом, и случилось это стремительно, стало маленькое стихотворение Томаса Чаттертона; я написал уже курсовую по этому поэту и собирался в дальнейшем писать диссертацию, но параллельно увлекся другой темой — французскими поэтами-песенниками — и писал и защищался в итоге в Париже. Узнав об этом интересе, Е.В. не без иронии спросил: «Поете?» Но я не пел, а вчитывался как филолог. Несколько лет спустя он написал мне, в ответ на мои сетования о том, что заел быт и некогда переводить: «Лучше быть хорошим русским поэтом, чем хорошим французским профессором». Профессором я так и не стал и пытаюсь быть хорошим на других фронтах.

Тогда, в 2005-м, мы с ним много общались, и он мне постоянно присылал что-то интересное: непереведенные стихи, справки о существующих (как у нас говорят, «наличных») переводах, которые нет смысла дублировать, записи голоса Дилана Томаса, а потом как-то узнал, что я живу в Подмосковье и пригласил в гости.

Когда я впервые был у Е.В., он прочитал мне наизусть финальные строфы одного моего перевода. В другой раз мы с ним поехали в издательство «Радуга». Будучи составителем двуязычного сборника Бодлера, он включил туда одно стихотворение, переведенное мною еще в старших классах. Я помню это ощущение неописуемой гордости, когда я, студент, вступал на платформу троллейбуса со знаменитым поэтом. Это был единственный раз, когда я видел Е.В. не у него дома. Он мне казался некой сверхъестественной силой, обитающей в этом кабинете, этой пещере.

Портрет, который он любил и использовал в качестве юзерпика на сайте, передает часть его личности: умной, устремленной в себя, но в нем нет того озорного юмора и ехидства, которые были ему присущи и чувствовались во взгляде. Например, Е.В. любил загадывать загадки и задавать каверзные вопросы. Когда я пришел в гости в первый или второй раз, он спросил меня на тему своей любимой Шотландии — он тогда активно учил гэльский, — кто самый знаменитый представитель клана Макгрегоров, и я ответил правильно: «Роб Рой!» Поистине Е.В. был кладезем сведений из самых различных областей: истории литературы, москвоведения, кинологии, анекдотов из жизни советских переводчиков… Смотря недавно передачу с его участием, я заметил растерянность и почти что панику на лице молодого ведущего. Неудивительно!
#19

Сайт «Век перевода»

#21
Вот уже 16 лет существует великое дело Е.В.: сайт «Век перевода». Благодаря Интернету удалось объединить поэтов-переводчиков, разбросанных по всему свету, и создать виртуальный семинар — подобный тому, который Е.В. вел в перестроечные годы в ЦДЛ. Сайт был создан в тот момент, когда ушло из жизни большинство советских переводчиков поэзии, а нового поколения не было вовсе. Кто переводил стихи в 1990-е? Либо дилетанты, либо осколки советской школы. Сначала Е.В. приглашал коллег, со временем люди стали приходить сами. Хотя переводят здесь в основном на русский язык, «Век перевода» — сайт международный. (См., например, интервью Е. В. Антону Чёрному на сайте «Текстура».)

Семинар ориентирован на подготовку книг — как сборников конкретных авторов, так и антологий (по темам, по странам: благодаря работе сайта вышли, например, трехтомные «Семь веков английской поэзии» и «Франция в сердце», двухтомные «Поэты Первой мировой»).

Сайт имеет две стороны: внешнюю и внутреннюю. Внутренняя — это и есть форум, где случайных людей и «туристов» нет. Внешняя — это так называемые «синие страницы», подборки переводчиков, сопровождаемые биографическими справками. Объем материала фантастический; временной промежуток изначально ограничивался XX–XXI вв., но впоследствии был расширен вглубь. Начинается всё, конечно, не с Тредиаковского, но с того момента, когда появляется идея поэтического перевода, отличного от оригинального стихотворения или подражания. Отсутствуют только современные переводчики, о публикации которых не удалось договориться. Этот огромный материал берет истоки в подготовленной Витковским антологии «Строфы века — 2» (Строфы века — 2. Антология мировой поэзии в русских переводах XX века. М., 1998), парному тому к подготовленным Евгением Евтушенко «Строфам века» (где Е.В. был редактором). Валерий Вотрин подал идею превратить эти биографические справки в сайт. Впоследствии материал уточнялся и дополнялся, свою лепту вносили другие участники форума.

Переводчики, работающие на сайте, получают право на «синие страницы» или на их расширение не автоматически, а за особые заслуги. К слову, Е.В. с чрезвычайным участием отнесся к моей подборке, помогая мне определиться с самыми интересными текстами, ведь «синяя» — это визитная карточка переводчика.

Поэты-переводчики, если они сами по себе не известные поэты, как Пастернак или Маршак, — бойцы невидимого фронта; широкой публике неочевидно, что Шекспир и Омар Хайам не писали по-русски, как неочевидно, насколько это сложная и порой мучительная работа. «Семь потов — перевод готов!», как говорилось на форуме.

Приоткроем же завесу над этим таинством: как организована работа на «Веке перевода»? Участники вывешивают свои переводы на форуме; выбор текста определяется либо личными предпочтениями переводчика, либо нуждами конкретной готовящейся книги. Русский текст непременно сопровождается оригиналом, что позволяет другим участникам предложить конструктивную критику. Обсуждаются такие технические моменты, как рифма (Е.В. ратовал за точную рифму в переводах с языков, где она, как правило, точна, и не терпел «рифмоидов»), ударение (попадет в книгу — не вырубишь топором, и ляжет неправильное ударение пятном позора на твою репутацию), прочие языковые ляпы. А также более глобальные вещи: ясность русской версии для читателя, ошибки в понимании оригинала и, наконец, сам смысл переводить тот или иной текст, если он уже изучен вдоль и поперек.
#22

В его переводах жила поэзия

#23
В заключение несколько слов о Витковском-переводчике; а был он и поэтом, автором романов (его часто называют фантастом, но это не совсем точно), автором остроумных предисловий, составителем книг, копателем архивов: есть анекдотическая история о том, как, готовя антологию «Бессмертие. Писатели мира о В. И. Ленине» (М., Прогресс, 1975), он скопировал множество недоступных текстов из спецхранов — конечно, по совсем не ленинской тематике. В литературу он вошел юным — публиковался с 1969 года — и, будучи совсем молодым человеком, участвовал в подготовке поэтических томов легендарной БВЛ. Он успел сделать удивительно много.

Прежде всего его переводы отмечает техника, поразительное богатство языка — и лексики (достаточно почитать сборники его стихов, к которым прилагается глоссарий), и синтаксиса. В зависимости от специфики текста он использует диалектизмы, просторечные выражения или же, напротив, архаизмы, специальные термины. Главное то, что в его переводах жила поэзия; это хорошие стихи безотносительно оригинала. За счет этого богатства и разнообразия не было скучно. У некоторых переводчиков, отмечу, живой язык граничит с неуместной разухабистостью: стихи получаются хорошие, но поверить, что это пишет, скажем, английский лорд, живший в XVII в., невозможно.

Обращался он к многим языкам и культурам: переводил и с нидерландского, и с африкаанс, и с английского (Китс, Киплинг), и с французского (Рембо, Поль Валери), иногда исправляя недочеты других, предшествовавших ему переводчиков, и с португальского (Бокаже, Пессоа). Обращался он, если того требовали большие проекты советских времен, и к итальянской классике и даже к Китаю, по подстрочнику — да были ли вообще нации, куда он не заглядывал? Главные его удачи, на мой взгляд, — его любимая немецкоязычная поэзия XX в. и шотландская поэзия. В последней он выступил первооткрывателем: кто раньше у нас печатался, кроме Бернса, писавшего на скотс, диалекте английского?

Странно об этом думать, настолько Интернет создает иллюзию постоянного общения, но наши личные встречи можно пересчитать по пальцам одной руки, и пришлись они в основном на 2000-е. Когда я уехал в Париж (который он без пиетета именовал «Парижополем»), вся московская топография прочно стерлась из памяти; а в августе прошлого года, когда я зашел к нему спустя бог весть сколько лет после последней встречи, он вдруг сказал: «Помню, как с вами гуляли по Старой Басманной!» И как будто не расставались.

В последние месяцы я, изнывая на офисной работе, читал на «Фантлабе» его колонку редактора «Престиж-бук». После той летней встречи я наклеил на видное место пост-ит: прислать обещанные тексты. Затянул; не забыл ни на день, но так и не прислал.

Спасибо за всё, Евгений Владимирович.
#4

Избранный перевод

#5
Теодор Крамер

Год винограда

Лоза в цвету — всё гуще, всё нарядней,
долина по-весеннему свежа;
я коротаю год при виноградне,
определен деревней в сторожа.
Почую холод — силу собираю,
зову сельчан, вовсю трублю в рожок:
раскладывайте, мол, костры по краю,
палите всё, что просится в разжог.

Лоза в листве, черед зачаться гроздам,
страшилы позамотаны в тряпье;
меж тыкв уютно греться по бороздам,
лесс налипает на лицо мое.
Харчей промыслю за каменоломней, —
где прячусь я, не знает ни один, —
колени к подбородку, поукромней,
и засыпаю, обхвативши дрын.

Зрелеют грозды, множится прибыток, —
тычины подставляю; где пора,
сметаю с листьев и давлю улиток,
меж тем в долине — сенокос, жара.
Слежу — не забредет ли кто нездешний,
лещину рву, хоть и негуст улов,
грызу дички да балуюсь черешней
и дудочкой дразню перепелов.

Созрели грозды, и летать не впору
объевшемуся ягодой скворцу;
пусть виноградарь приступает к сбору,
а мой сезонный труд пришел к концу.
Всплывает запах сусла над давильней,
мне именно теперь понять дано:
чем урожайней год, чем изобильней,
тем кровь моя зрелее, как вино.

1927

(Крамер, Теодор. Хвала отчаянию. Избранные стихотворения / пер. Е.Витковского. М.: Водолей, 2019. С. 17.)
#15
Другие переводы Евгения Витковского из Теодора Крамера читатели «Иностранки» могут найти, например, в следующем издании: Крамер, Теодор. Зеленый дом. Избранные стихотворения / пер. Е.Витковского. М.: Водолей, 2012. «Год винограда» можно найти в библиотеке и в оригинальном сборнике 1929 года «Die Gaunerzinke». Всего в библиотеке на данный момент хранятся четырнадцать изданий Теодора Крамера.
#10
Автор фотографии — Артем Серебренников
Артем Серебренников родился в Москве в 1985 г., закончил филологический факультет МГУ (2002), там же защитил кандидатскую диссертацию (2007). В 2011-18 гг. жил в Великобритании, получил докторскую степень Оксфордского университета; в настоящее время — доцент ВШЭ. Редактор и переводчик антологий «Поэты Первой мировой войны. Британия, США, Канада» (2019, почетный диплом премии Anthologia, присуждаемой журналом «Новый мир) и «Франция в сердце» (2019).
#24

Интеллектуальный и духовный мир Е.В. был целой галактикой

#12
С Е.В. я познакомился студентом 4-го курса, одержимым поэзией со странным уклоном в ее перевод; потом постепенно выяснялось, что мы сталкивались и раньше, сами того не зная. То выяснялось, что в детстве я все время гулял в саду «Эрмитаж» — а Е.В. жил буквально напротив него и, пока позволяло здоровье, тоже регулярно там прогуливался. То как-то мне попался номер «Иностранки», посвященный детективной литературе, и там был какой-то поэт, перелагавший стихами уголовную хронику («Оказывается, так тоже можно!» — думал 12-летний я), — и выясняется, что это был Теодор Крамер в переводах Е.В…. Подобные совпадения и (не)встречи совсем разных по духу людей Е.В., кстати говоря, обожал и едва ли не при всяком разговоре сыпал занимательными историями вроде следующей:

«Столкнулись как-то в коридорах Гослитиздата Борис Пастернак и Аркадий Штейнберг, тогда только что „откинувшийся“ из лагеря. И завязался между ними такой разговор:
Б.П.: А-а-а, Штейнберг… Вы, кажется, переводите каких-то ингушей?
А.Ш.: Ну что поделаешь, Борис Леонидович, не всем партия и правительство доверяют переводить Шекспира.
В общем, знакомство их не сложилось».

Не особо рискуя впасть в гиперболу, могу сказать, что интеллектуальный и духовный мир Е.В. был целой галактикой со своими внешне причудливыми и внутренне безупречно логичными законами. В нем уживались и до прозрачности ясные и гармоничные Джон Китс и Поль Валери, и мрачновато-герметичный Готфрид Бенн, и горько-ироничный Теодор Крамер, и пышно-риторичный Константейн Хёйгенс… В области географии, истории и культуры — Мальта у Е.В. соседствовала с Гренландией, Индонезия (точнее даже, Голландская Ост-Индия) — с Бразилией, шотландские горцы — с карпатскими русинами… О широте его взглядов говорит часто упоминавшийся самим Е.В. парадокс — питая антипатию к исторической фигуре Жана Кальвина, огромное количество сил он посвятил кальвинистским странам и регионам (прежде всего Нидерландам, но также и Шотландии с Южной Африкой).

В русской словесности Е.В. запросто «сопрягал» протопопа Аввакума с Георгием Ивановым, а «смогистов» — с одописцами XVIII столетия. В увлечениях — кинологию (Е.В. был профессиональным судьей собачьих выставок!), кулинарию, историю морского дела — не считая, разумеется, литературы, которая для него была одновременно работой, хобби, призванием и попросту образом жизни. Его бы назвали человеком эпохи Возрождения, хотя Ренессанса Е.В. как раз не любил, предпочитая либо «до» — Средневековье, либо «после» — Барокко. Наверное, и действительно его лучше сравнить с жовиальным монахом-францисканцем (Франциск Ассизский был для него очень важной фигурой) или с барочным энциклопедистом вроде Атаназиуса Кирхнера, увлеченно каталогирующим разнообразие Божьего мира…

Е.В. всегда мог найти тему для беседы и собеседником был во всех отношениях уникальным. Разговор он сравнивал с костром, куда периодически нужно «подбрасывать дровишки», чтобы тот не потух, — а топлива у него было с избытком, и иные наши беседы продолжались и по пять, и по шесть часов («я не смотрю на часы»). При всем своем гостеприимстве, открытости и щедрости Е.В. феноменально много работал: он трудился по 15-16 часов в сутки, отдавая себя поэзии (как переводной, так и, в последние годы жизни, оригинальной), прозе, литературоведению, критике… Во всех этих сферах Е.В. оставил свой особенный след. Надеюсь, если (нет, когда!) выйдет собрание его сочинений, многогранность творчества Е.В. станет очевидной всякому.
#26

«Я не против второго перевода, но против двадцать второго»

#25
Крайне интересным и парадоксальным было мнение Е.В. о том, кого, собственно, следует переводить. С одной стороны, Е.В. верил в то, что переводы как можно большего числа зарубежных поэтов обогащают родную словесность. Он утверждал, что в ХХ (тем паче XXI) веке необходимо знать минимум десяток языков и культур, чтобы хоть «немного понимать» расстановку сил в мировой поэзии. Он говорил: «Я не против второго перевода, но против двадцать второго» — имея в виду бесконечные переложения сонетов Шекспира, «Пантеры» Рильке, «Осенней песни» Верлена, «Альбатроса» Бодлера и т. д. и т. п., мало что добавляющие к достижениям предшественников. По его мнению, куда лучше было бы тратить силы на перевод чего-то нового, незаслуженно малоизвестного у нас («на русский язык не переведено 99% мировой поэзии!»). Так Е.В. и поступал — количество поэтов, для которых он стал первым переводчиком, исчисляется, наверное, десятками. Огромное количество сил, презирая переводы с подстрочника, он отдал изучению редких языков (африкаанс, гэльского, мальтийского…) и открытию существующей на них поэзии.

Впрочем, переводил Е.В. и всемирно известных авторов (тут прежде всего следует назвать Рембо, Целана и Киплинга). Были и такие, которыми он занимался как исследователь и издатель, но не перевел из них, кажется, ни строки: Бернс, Вийон, Бодлер… С последним случай особый: Е.В. никогда особенно Бодлера не любил, даже называл «сатанистом», но французский язык выучил во много для того, чтобы разобраться в русской бодлериане. В XX в. французского романтика в России переводили исключительно часто, возможно, более чем какого-либо другого поэта. Подготовленное Е.В. для издательства «Радуга» издание «Цветов зла» с параллельным текстом полностью опровергло мнение советского переводоведения о том, что русского Бодлера якобы так и не сложилось (Е.В. говаривал: «Этим Бодлером стены шпаклевать можно!»).
#27

Он всегда призывал смотреть дальше, шире и глубже

#28
Е.В. всегда почтительно относился к труду предшественников. То время и силы, которые он посвятил изданию стихов несправедливо забытых русских поэтов ХХ в. (также исчисляемых десятками!), извлечению из архивов стихов и переводов, разысканию редких изданий и т. д., можно было бы употребить на собственное творчество; но Е.В. скорее бы самоумалился и самоограничился, чем отказался от восстановления «связи времен». Пиетет к гигантам, без стояния на чьих плечах ничего не добиться, он успешно внушал всем, с кем был хоть немного знаком. При этом Е.В. смело и дерзко вышучивал коллег по цеху (как прошлых, так и настоящих), а к всякого рода дутым авторитетам, казенным табелям о рангах и idées reçues и вовсе бывал беспощаден. Трудно было встретить большего врага банальности и ограниченности мышления. Не отрицая известные достоинства за официальным советским пантеоном великих переводов (Бернс Маршака, Шекспир Лозинского, Гейне Левика…), он всегда призывал смотреть дальше, шире и глубже. Почему, скажем, не французские символисты Бенедикта Лившица? Не «Потерянный рай» Мильтона в переводе Аркадия Штейнберга? Не «Часослов» Рильке, воссозданный на русском языке Сергеем Петровым? Не американские модернисты в переложениях Ивана Елагина?..

Бесконечные споры о теории поэтического перевода, как советские, так и постсоветские, Е.В. считал пустым сотрясением воздуха. По его мнению, сначала надо было осмыслить то, что уже сделано, создать историю русского стихотворного перевода, а для этого необходимо сначала воскресить творчество тех, кого советская власть вытолкала в эмиграцию, загнала в безвестность или попросту загубила, а не довольствоваться тем, что она милостиво дозволила к печати. Он крайне иронично относился к «мейнстримной» концепции, сформулированной Е. Эткиндом: дескать, расцвет русского переводческого искусства случился при советской власти, но лишь потому, что она не давала выдающимся поэтам печатать свое родное и они подались в переводчики. «Уселся Блок за Гейне, Гумилев за Кольриджа, Лозинский за Данте, Ходасевич за Мицкевича, Шершеневич за Шекспира, Маршак за Шекспира, Пастернак за Шекспира. Кузмин за Шекспира…» — ехидно писал Е. В. Сам он относил «большой взрыв» (количественный и качественный) русского поэтического перевода к самому рубежу XIX–XX вв., а рубежным годом считал выигрышно смотрящийся 1900-й, когда вышла антология «Французские поэты» под редакцией Н. Бахтина-Новича. Кроме того, Е.В. наметил пути для исследования такого гигантского и до сих пор малоизученного континента, как поэтический перевод русского Зарубежья, — которого «по Эткинду» не должно было существовать вовсе… Впрочем, не стану далее вдаваться в полемику, просто надеюсь, что история русского поэтического перевода когда-нибудь все же будет написана и ее материалами будут служить «синие страницы» сайта «Век перевода» — плода почти полувековой работы Е.В.
#30

Избранный перевод

#14
…Здесь могли быть и Киплинг, и Рембо, и Валери, и Пессоа, но я назову незаслуженно менее известного португальца — Мануэла Барбозу ду Бокаже (1765—1805), ловеласа и вольнодумца, «прóклятого» поэта эпохи предромантизма. Оцените переданные Е.В. желчное остроумие и виртуозность формы:

Некоему субъекту, не умевшему написать свое имя, но попрекавшему автора стихослагательными ошибками

Ну и судья! Скорей контрабандист.
Не то прохвост, не то обычный хлюст, —
Но уж башкой-то несомненно пуст, —
Бубнит: Бокаж, — неважный сонетист.

Зоильский путь, учти, весьма тернист,
Ужо схлопочешь и в скулу, и в бюст,
Ужо тебе устрою зубохруст,
Не полагай, что рожей будешь чист.

Ты хуже вора, да не так уж прост;
И как, болван, тебе не надоест
Являть свою же глупость в полный рост?

Зубря заклятья грамоты замест,
Ты, Сатана, умеешь прятать хвост,
Но вместо подписи — рисуешь крест!

(Барбоза ду Бокаже, Мануэл. Лирика. М., 1988. С. 146)
#16
В «Иностранке» этот и другие сонеты Мануэла Барбозы ду Бокаже можно найти и на португальском языке. Всего в библиотеке на данный момент хранятся восемь изданий Мануэла Барбозы ду Бокаже.
#32

На сайте газеты «Троицкий вариант» Вы можете прочитать и другие воспоминания Михаила Савченко и Артема Серебренникова о Евгении Витковском. О мастере поэтического перевода вспоминают также поэт Алексей Цветков, переводчики Ярослав Старцев, Ханох Дашевский и Никон Ковалев, филолог Елена Калашникова и литератор Михаил Вирозуб.

1081
Центр междисциплинарных исследований
Поделиться
Будь в курсе всех мероприятий!
Подписаться на рассылку
Присоединяйтесь
Дружите с Иностранкой
Шрифт
А
А
А
Цвет
Ц
Ц
Ц
Графика
Г
Г
Г