Исследовательский интерес к животным — явление далеко не новое. Его генеалогию можно проследить как минимум до античных времен, когда человеческий интерес к животным в основном ограничивался изучением домашнего скота и был тесно связан с задачей совершенствования сельского хозяйства. В то же время художники и поэты, а также их критики и исследователи, всегда работали с анималистической тематикой и символикой, историки и социологи изучали и описывали важнейшие институции, созданные человеком для взаимодействия с животными, а биографы описывали как жизни людей, получивших известность благодаря своей связи с тем или иным животным, так и выдающиеся жизни самих животных. Эта подборка, составленная на основе книжного фонда «Иностранки», электронных баз PROQUEST EBOOK CENTRAL и SPRINGER LINK, призвана познакомить читателей с новейшими тенденциями гуманитарных междисциплинарных исследований животных.
The Innocent Eye Test (1981) Mark Tansey
#32
#42
The Innocent Eye Test (1981) — картина в жанре иллюстративного реализма американского постмодернистского художника Марка Тэнси. На ней мы можем наблюдать корову в художественной галерее, смотрящую на картину Паулюса Поттера «Молодой бык» (1647). Вокруг нее собрались некие эксперты, которые пытаются выяснить, способна ли корова отличить художественный вымысел от реальности. Узнает ли она в изображении быка настоящего быка и поприветствует ли его или предпочтет стога сена на картине Моне (1890-91) справа?
#2
В данной картине Тэнси изобразил фундаментально важную для искусства от античности до по крайней мере XIX века идею того, что совершенство произведения искусства можно измерить степенью его реалистичности и качеством создаваемой оптической иллюзии. Особенно наглядно этот «метод» работал, когда в качестве оценщиков искусства привлекались животные. В частности, например, Плиний и Сенека свидетельствуют о том, что греческий художник Зевксис нарисовал гроздья винограда настолько правдоподобно и заманчиво, что птицы пытались клевать их изображение, так качественно они были обмануты мастерством художника. С тех пор этот забавный эпизод вошел в историю как идеальный пример совершенного искусства, к которому необходимо было стремиться каждому художнику.
#43
Еще одна легенда, которую, судя по всему, распространил Конрад Цельтис, выдающийся немецкий гуманист рубежа XV–XVI веков, гласит: любимый пёс Альбрехта Дюрера принял только что законченный художником автопортрет за, собственно, самого Дюрера, своего хозяина, подбежал к нему и будто бы уткнулся в него носом. О популярности (и убедительности?) этой легенды говорит тот факт, что она не давала покоя искусствоведам вплоть до начала XX века, когда ученые всё же решили проверить картину (автопортрет Дюрера 1500-го года) на предмет следов от собачьей морды.
#4
Нужно заметить, что чарам правдоподобия и иллюзии искусства поддавались не только животные, но и человек, причем с не меньшим успехом. В трактате флорентийского священника и философа-гуманиста Марсилио Фичино «Платоновское богословие о бессмертии души» или «Платоническая теология» (1482) можно найти целый ряд примеров подобной иллюзии правдоподобия искусства, среди них: виноград Зевксиса, собака Апеллеса, «Афродита Книдская» Праксителя, «летающий голубь» Архита Тарентского, и потрясающие «говорящие статуи» Древнего Египта.
#5
Таким образом получается, что, с одной стороны, подражая Природе посредством художественного обмана, человек тем самым позиционирует себя как соперника не только Природы, но и в пределе — самого Бога как Создателя всего сущего (между прочим, ключевая идея эпохи Романтизма). С другой стороны, можно сделать и другой вывод: поскольку органы чувств у животных гораздо более восприимчивые и точные, чем у человека, инстинктивная реакция животного не на объект действительности, а на его репрезентацию, говорит об очень высоком уровне убедительности иллюзии. В этом смысле удачный обман животного для художника мог быть наивысшей похвалой и наивысшей оценкой его мастерства.
#6
В книге с характерным названием Animals as Art Historians известный философ и искусствовед Артур Данто предположил, что в контексте проблемы восприятия в искусстве животные могут проявлять себя гораздо лучше человека. Ну, во всяком случае если предположить, что мы знаем наверняка, что животные видят, когда смотрят на человеческое искусство. Данто утверждает, что животные — отличные наблюдатели и не испытывают трудностей в распознавании деталей и отличий на разных демонстрируемых изображениях. Судя по всему, в этом деле точно хороши овцы, голуби и обезьяны, но в разной степени. Они воспринимают изображение, но не реагируют на изображенный объект так, как могли бы реагировать на соответствующий объект реальной действительности. Например, эксперимент по изучению реакции голубей на искусство, проведенный в 1990-е годы японскими учеными, показал способность голубей различать художников (им был показан ряд картин, в том числе «Натюрморт с грушами и виноградом» Клода Моне, «Натюрморт с луковицами» Поля Сезанна и «Натюрморт с омаром и охотничьими трофеями» Эжена Делакруа).
#27
#7
Таким образом, возвращаясь к корове на картине Тэнси, нам, как аудитории этого художника, остается гадать, видит ли данная корова только пигменты, тона, цвета и некие различные между собой объекты, и поэтому ее взгляд — невинный, незамутненный знанием о связи изображения быка с реальным быком? Или же корова действительно узнает быка как своего сородича? Понимает ли корова, что реалистическое изображение заключает в себе комплекс визуальных знаков, отсылающих к определенным объектам в реальной действительности, но этим объектам не равняется и к ним не сводится?
#8
С уверенностью можно сказать лишь одно: корова, смотрящая на картину, точно не воспринимает это изображение как искусство, поскольку в жизни коровы в принципе отсутствует культурный и исторический контекст восприятия, без которого невозможно вынести окончательное суждение, является что-то искусством или нет. Видимо, в первую очередь не способность создавать искусство, а способность воспринимать что-то как искусство, — настоящая лакмусовая бумажка, показывающая как сходства между человеком и животным, так и фундаментальные различия.
#30
#9
Конечно, исследовательский интерес к животным — явление далеко не новое. Его генеалогию можно проследить как минимум до античных времен, когда человеческий интерес к животным в основном ограничивался изучением домашнего скота и соответственно был тесно связан с задачей совершенствования сельского хозяйства. В то же время художники и поэты, а также их критики и исследователи, всегда работали с анималистической тематикой и символикой, историки и социологи изучали и описывали важнейшие институции, созданные человеком для взаимодействия с животными (от разного рода зоопарков и зверинцев до обществ по защите животных и приютов), а биографы описывали как жизни людей, получивших известность благодаря своей связи с тем или иным животным (заводчики, ученые-зоологи и тп.), так и выдающиеся жизни самих животных (напр., слона Джамбо или скаковой лошади Seabiscuit).
#29
#10
Тем не менее, в последнюю пару десятилетий животные стали особенно частым объектом исследований в гуманитарных и социальных науках, о чем свидетельствует количество опубликованных книг и статей, конференций, новых обществ и академических журналов. Повышение интереса к животным повлекло за собой качественные изменения: расширился диапазон возможных тем исследований, связанных с животными, в ряде дисциплин, форм взаимоотношений между исследователем и исследуемым, а также наметились тенденции обновления привычных способов понимания роли животных в прошлом, настоящем и отчасти будущем.
#11
Литературные животные созданы из слов. Будь то полусобака-полуволк в повести Джека Лондона «Белый клык» (1906), волк-пожиратель бабушек в сказке братьев Гримм «Красная шапочка» (1812), Ликаон (персонаж древнегреческой мифологии, один из первых царей Аркадии), превращенный Зевсом в волка за то, что подал ему блюдо из человеческого мяса, у Овидия в «Метаморфозах», — эти литературные животные явно отличаются от настоящих животных реального мира. Хотя бы тем, что литературные волки не могут нас укусить, а мы, читатели, не можем их убить.
#31
#12
В литературоведении это принципиальное различие между настоящими и литературными животными долгое время считалось бесспорной данностью. По некоторым сведениям именно оно лежит в основании традиционного литературоведческого интереса к «животным» жанрам (басня, животный эпос, рассказы и сказки о животных) и «животным» мотивам (верный пёс, смешная обезьяна, злой волк, трусливый заяц и тп.). Из этих примеров сам собой напрашивается вывод о том, что литература создает свои собственные миры, которые функционируют по своим собственным правилам. В её рамках одни волки из басен и сказок могут разговаривать на понятном для человека языке (как в «Красной шапочке»), другие волки могут сами вести повествование (как в «Белом клыке»), а третьи волки вообще могут быть по рождению людьми, превратившимися потом в волков насильно или по доброй воле в силу обстоятельств (как в «Метаморфозах»). Казалось бы, ничего из этого объективно не существует в реальном мире.
#28
#13
Выделившись в отдельную дисциплину в начале XXI века, animal studies, конечно, породили и локальные дисциплинарные образования. Например, literary animal studies, которые, как следует из названия, занимаются вопросами репрезентации животного мира в художественной литературе, проблематизируя и пересматривая традиционно сложившиеся способы мышления и письма о животном в литературе, аналитические подходы, теоретические предпосылки и терминологию. Иначе говоря, любая данность заслуживает рефлексии (и это актуально не только для академической среды).
#14
«Поворот к животному» (the animal turn), который иногда включается в более масштабный «поворот к нечеловеческому» (the post/non-human turn) как часть тенденции ухода от антропоцентризма критической теории, конкретно в литературоведении означает не только относительный рост числа исследовательских работ, условно посвященных «животному в художественной литературе», но и качественный пересмотр традиционных оппозиций, вроде: человеческое/нечеловеческое, субъект/объект, культура/природа.
#15
Исследования в области literary animal studies наглядно показывают, как на самом деле эстетические вопросы тесно переплетены с политическими и биологическими. Да, литературные и настоящие животные могут сильно отличаться друг от друга, но эти различия ни в коей мере не являются самоочевидными и тривиальными. В каждом литературном волке отражается «настоящий» волк, но и каждый «настоящий» волк обладает чертами своего литературного собрата, и обе эти ситуации в равной степени заслуживают внимания. В сущности, главной целью literary animal studies является изучение этих взаимоотношений во всей их сложности и неоднозначности.
#16
Considering Animals: Contemporary Studies in Human-Animal Relations
Carol Freeman, Elizabeth Leane, Yvette Watt
Carol Freeman, Elizabeth Leane, Yvette Watt
Данный сборник можно считать введением в современные теоретические тенденции внутри animal studies. В него включены статьи международных исследователей в области биологических, гуманитарных и социальных наук, в которых анализируются различные аспекты взаимоотношений человеческих и нечеловеческих агентов. Сборник охватывает обширную проблематику, связанную с межвидовым взаимодействием, например, репрезентацию животных (в литературе, искусстве, СМИ и тд.), этические и практические аспекты взаимодействия человека с животными, проблему «субъектности» животных и др. Авторами подобраны любопытные кейсы, например, о соотношении животной эмоциональности и человеческой сентиментальности, о репрезентации животных в современном искусстве и кинематографе (напр. фильмы «Птицы 2: Путешествие на край света» Люка Жаке, «Делай ноги» Джорджа Миллера, «Человек-гризли» Вернера Херцога), о переживании животными природных катаклизмов, вроде урагана «Катрина». Очевидно, что сложившийся дисбаланс в отношениях человека и животных нужно решать не какой-то одной научной дисциплине, а всем и сообща.
#33
Beyond the Human-Animal Divide: Creaturely Lives in Literature and Culture
Dominik Ohrem, Roman Bartosch
Под обложкой книги собраны статьи, в которых исследуется теоретический и практический потенциал набирающей популярность в научных кругах идеи снятия четкой границы между человеческим и нечеловеческим существом. Авторы предлагают разнообразные подходы к осмыслению проблемы межвидовых границ с учетом специфики нашей эпохи, которая всё чаще и чаще сталкивает нас с глубокими экологическими, этическими и политическими проблемами мультивидового мира. Объединяет авторов данного сборника (впрочем, как и многих других современных мыслителей) осознание необходимости ухода от антропоцентризма в критической теории к большей межвидовой осознанности.
Dominik Ohrem, Roman Bartosch
Под обложкой книги собраны статьи, в которых исследуется теоретический и практический потенциал набирающей популярность в научных кругах идеи снятия четкой границы между человеческим и нечеловеческим существом. Авторы предлагают разнообразные подходы к осмыслению проблемы межвидовых границ с учетом специфики нашей эпохи, которая всё чаще и чаще сталкивает нас с глубокими экологическими, этическими и политическими проблемами мультивидового мира. Объединяет авторов данного сборника (впрочем, как и многих других современных мыслителей) осознание необходимости ухода от антропоцентризма в критической теории к большей межвидовой осознанности.
#34
When Species Meet
Donna J. Haraway
Эта книга, наряду с некоторыми другими, составляет теоретическое основание animal studies. В ней Донна Харауэй размышляет о взаимодействии людей с различными видами животных, особенно с домашними. Анализируя искусственные гибридные породы, лабораторных мышей, специально обученных терапевтических собак и собак-поводырей, она наглядно демонстрирует философские, культурные и биологические аспекты «встреч» животных и людей. В этой глубоко личной, но в то же время по-настоящему революционной в интеллектуальном плане работе Харауэй развивает идею видов-компаньонов, видов-сожителей, тех, кто делит вместе «стол и кров».
Donna J. Haraway
Эта книга, наряду с некоторыми другими, составляет теоретическое основание animal studies. В ней Донна Харауэй размышляет о взаимодействии людей с различными видами животных, особенно с домашними. Анализируя искусственные гибридные породы, лабораторных мышей, специально обученных терапевтических собак и собак-поводырей, она наглядно демонстрирует философские, культурные и биологические аспекты «встреч» животных и людей. В этой глубоко личной, но в то же время по-настоящему революционной в интеллектуальном плане работе Харауэй развивает идею видов-компаньонов, видов-сожителей, тех, кто делит вместе «стол и кров».
#35
Zoopoetics: Animals and the Making of Poetry
Aaron M. Moe
Зоопоэтика основывается на утверждении Аристотеля о том, что исток поэтического творчества лежит в инстинкте подражания. Однако не бездумного подражания, а новаторского. Изучение произведений Уолта Уитмена, Э. Каммингса, У. С. Мервина и Бренды Хиллман открывает множество мест, где имитация поэзиса другого вида (греч. poiesis) способствует инновативности в поэтической форме.
Aaron M. Moe
Зоопоэтика основывается на утверждении Аристотеля о том, что исток поэтического творчества лежит в инстинкте подражания. Однако не бездумного подражания, а новаторского. Изучение произведений Уолта Уитмена, Э. Каммингса, У. С. Мервина и Бренды Хиллман открывает множество мест, где имитация поэзиса другого вида (греч. poiesis) способствует инновативности в поэтической форме.
Однако люди — не единственные подражатели в животном мире. Другие виды также достигают качественных скачков в своей деятельности благодаря вниманию к деятельности других животных, например, мимические индонезийские осьминоги, слоны, белухи и многие другие. Более того, поскольку многие виды являются в широком смысле создателями, зоопоэтика расширяет поэтическую традицию, включая в нее нечеловеческий поэзис.
#36
Animal Biography: Re-framing Animal Lives
André Krebber, Mieke Roscher
В то время как в историографии преобладает стандартизация и деиндивидуализация поведения животных, реальная история изобилует свидетельствами об исключительных жизнях тех или иных животных. Авторы этой книги предлагают использовать жанр письма «биография животного», чтобы (пере)осмыслить роли животных как объектов познания и как субъектов индивидуальной жизни. Этот сборник принципиально междисциплинарен и объединяет ученых, занимающихся литературными, историческими и культурными исследованиями. Тексты, собранные в нем, стремятся усовершенствовать биографическое письмо о животном как метод исследования и репрезентации опыта нечеловеческого другого.
На основе «биографий» собаки Хатико, кота Мурра («Житейские воззрения кота Мурра»), обезьяны Цезаря («Планета обезьян»), слонихи Топси и др. авторы демонстрируют, как «биографии животных» создаются и исследуются через анализ связей этих животных с людьми, свидетельства о которых можно найти в различных архивах, этологических научных исследованиях и романах. Авторы также показывают, как жанр «биография животного» меняется в зависимости от медиума высказывания — будь то таксидермия, фильм, художественная литература или социальная сеть. Таким образом они приглашают к более глубокому анализу биографий животных в различных социально-политических и культурных контекстах их существования, благодаря чему биографии животных перестают быть исключительно историями жизни конкретных животных в конкретный промежуток времени (что само по себе тоже важно), а достигают более высокого уровня обобщения на уровне межвидового взаимодействия.
André Krebber, Mieke Roscher
В то время как в историографии преобладает стандартизация и деиндивидуализация поведения животных, реальная история изобилует свидетельствами об исключительных жизнях тех или иных животных. Авторы этой книги предлагают использовать жанр письма «биография животного», чтобы (пере)осмыслить роли животных как объектов познания и как субъектов индивидуальной жизни. Этот сборник принципиально междисциплинарен и объединяет ученых, занимающихся литературными, историческими и культурными исследованиями. Тексты, собранные в нем, стремятся усовершенствовать биографическое письмо о животном как метод исследования и репрезентации опыта нечеловеческого другого.
На основе «биографий» собаки Хатико, кота Мурра («Житейские воззрения кота Мурра»), обезьяны Цезаря («Планета обезьян»), слонихи Топси и др. авторы демонстрируют, как «биографии животных» создаются и исследуются через анализ связей этих животных с людьми, свидетельства о которых можно найти в различных архивах, этологических научных исследованиях и романах. Авторы также показывают, как жанр «биография животного» меняется в зависимости от медиума высказывания — будь то таксидермия, фильм, художественная литература или социальная сеть. Таким образом они приглашают к более глубокому анализу биографий животных в различных социально-политических и культурных контекстах их существования, благодаря чему биографии животных перестают быть исключительно историями жизни конкретных животных в конкретный промежуток времени (что само по себе тоже важно), а достигают более высокого уровня обобщения на уровне межвидового взаимодействия.
#37
Speaking for Animals: Animal Autobiographical Writing
Margo Demello
На протяжении сотен и тысяч лет в мифах и сказках практически всех народов Земли животные разговаривали на человеческих языках. Некоторые из этих текстов очень сильно напоминают привычный нам жанр автобиографии (что тоже, конечно, неслучайно). Сегодня животные разговаривают чаще всего в детской литературе, мультфильмах и фильмах, но, наверное, самый показательный пример современного «говорящего животного», ведущего повествование о своей жизни «от первого лица», — это страничка домашнего любимца в социальной сети, полностью мимикрирующая под аналогичные странички человеческих пользователей.
Margo Demello
На протяжении сотен и тысяч лет в мифах и сказках практически всех народов Земли животные разговаривали на человеческих языках. Некоторые из этих текстов очень сильно напоминают привычный нам жанр автобиографии (что тоже, конечно, неслучайно). Сегодня животные разговаривают чаще всего в детской литературе, мультфильмах и фильмах, но, наверное, самый показательный пример современного «говорящего животного», ведущего повествование о своей жизни «от первого лица», — это страничка домашнего любимца в социальной сети, полностью мимикрирующая под аналогичные странички человеческих пользователей.
Думается, каждый пользователь Инстаграма в тот или иной период своей жизни боролся (или не боролся) с искушением подписаться на аккаунт ёжика или котика-путешественника, которые, кажется, осмотрели больше достопримечательностей, чем многие из нас. В этом сборнике статей с очень характерным названием «Говоря от имени животных» собраны междисциплинарные тексты, в которых анализируются различные аспекты этой древней мультикультурной традиции изображения речи и письма животных как если бы они сами умели изъясняться на человеческих языках.
#22
Artist Animal
Steve Baker
Steve Baker
Животные всегда были привлекательными объектами изображения для художников, но именно сейчас отношениям между художником и животным уделяется особенное внимание. Причина — увеличение активности различных международных движений за права животных и все большее усиление влияния постгуманистической оптики в критической теории. Автор книги Стив Бейкер анализирует творчество некоторых современных художников, непосредственно работающих с «животной» тематикой (Sue Coe, Eduardo Kac, Lucy Kimbell, Catherine Chalmers, Olly and Suzi, Angela Singer, Catherine Bell и др.). На их примере он демонстрирует возможность этичного анималистического искусства, где животные фигурируют не только как эстетически привлекательные объекты и не в качестве некоего абстрактного символа «человеческой ситуации» («human condition»), а как полноценные существа с собственной биографией, которые обладают ровно теми же правами на Землю, что и человек.
Опираясь на множество интервью с художниками, Бейкер показывает, как современная художественная практика способствует концептуальному расширению понятия жизни животных и возникновению новых способов осмысления межвидового взаимодействия. При этом подчеркивается особенная важность креативности и базового доверия не только в процессе создания произведения искусства с животным или о животном, но и в процессе его восприятия и понимания аудиторией.
#38
The Novel and the Multispecies Soundscape
Ben De Bruyn
Современная художественная литература вовсе не так тиха, как мы привыкли думать. Напротив, в последнее время всё чаще и чаще главный «микрофон» в ней передается именно нечеловеческим агентам и звукам. Как замечательно демонстрируется в этой книге, писатели различных жанров стремятся уделять значительное внимание голосам животных, а также истории и технологиям слушания, которые формируют культуру и окружающую среду двадцать первого века. Тем самым их мультивидовые (multispecies) произведения демонстрируют культурное значение, которое мы придаем таким существам, как собаки, лягушки, киты, шимпанзе и тасманские тигры, не говоря уже о различных видах птиц и даже растениях.
Ben De Bruyn
Современная художественная литература вовсе не так тиха, как мы привыкли думать. Напротив, в последнее время всё чаще и чаще главный «микрофон» в ней передается именно нечеловеческим агентам и звукам. Как замечательно демонстрируется в этой книге, писатели различных жанров стремятся уделять значительное внимание голосам животных, а также истории и технологиям слушания, которые формируют культуру и окружающую среду двадцать первого века. Тем самым их мультивидовые (multispecies) произведения демонстрируют культурное значение, которое мы придаем таким существам, как собаки, лягушки, киты, шимпанзе и тасманские тигры, не говоря уже о различных видах птиц и даже растениях.
В то же время в этих художественных текстах исследуются и репрезентируются различные сообщества людей, которые занимаются целенаправленным слушанием животных: от ветеринаров, музыкантов и звуковых художников до смотрителей в зоопарках и специалистов по гидролокации.
Выделяя звуки животных и их культурное значение в качестве центральной тематики, современные писатели, в их числе Амитав Гош, Джулия Ли, Ричард Пауэрс, Карен Джой Фаулер, Кормак Маккарти и Хан Канг, также привлекают широкое общественное внимание к проблемам вымирания видов, звукового загрязнения и межвидового контакта. Они предлагают нам переосмыслить соотношение человеческого и животного в нас самих и пересмотреть привычные способы повествования о зонах межвидового контакта и о роли звука в них.
#39
Living with Animals: Bonds across Species
Natalie Porter, Ilana Gershon
Это сборник воображаемых руководств по взаимодействию с животными по всему миру, который представляет собой изложение в игровой форме важнейших теорий, документальных и исторических свидетельств о взаимодействии человека с животными на протяжении всей истории человечества. В форме простых «manuals» антропологи, этнографы, историки рассказали, «что делать» с животными в лаборатории, на ферме, в зоопарке, в джунглях, т. е. как мы извлекаем выгоду из животных, как мы живем с ними, и как пытаемся укрощать их дикую природу. Благодаря такому творческому подходу читатель получает возможность прислушаться и примерить на себя различные голоса, «шкуры» и точки зрения.
Natalie Porter, Ilana Gershon
Это сборник воображаемых руководств по взаимодействию с животными по всему миру, который представляет собой изложение в игровой форме важнейших теорий, документальных и исторических свидетельств о взаимодействии человека с животными на протяжении всей истории человечества. В форме простых «manuals» антропологи, этнографы, историки рассказали, «что делать» с животными в лаборатории, на ферме, в зоопарке, в джунглях, т. е. как мы извлекаем выгоду из животных, как мы живем с ними, и как пытаемся укрощать их дикую природу. Благодаря такому творческому подходу читатель получает возможность прислушаться и примерить на себя различные голоса, «шкуры» и точки зрения.
#40
Kafka’s Nonhuman Form: Troubling the Boundaries of the Kafkaesque
Ted Geier
Эта книга представляет собой компактное исследование уникального литературного стиля Франца Кафки с особенным вниманием к часто встречающимся в его текстах мотивам животных и других нечеловеческих агентов. Привлекая дополнительный материал в виде текстов Адорно, Дерриды, а также литературную традицию от раннего романтизма до Диккенса (непосредственно повлиявшую на творчество Кафки), автор анализирует «нечеловеческий» дискурс Кафки и то, как он проблематизирует представление о «нормальном», естественном и простом существовании, которое навязчиво транслирует общество и культура, и вопрошает границы человеческого и нечеловеческого. Благодаря пристальному чтению произведений Кафки, автор переосмысляет понятие «кафкианского», давно и надежно вошедшее в нашу культуру.
Ted Geier
Эта книга представляет собой компактное исследование уникального литературного стиля Франца Кафки с особенным вниманием к часто встречающимся в его текстах мотивам животных и других нечеловеческих агентов. Привлекая дополнительный материал в виде текстов Адорно, Дерриды, а также литературную традицию от раннего романтизма до Диккенса (непосредственно повлиявшую на творчество Кафки), автор анализирует «нечеловеческий» дискурс Кафки и то, как он проблематизирует представление о «нормальном», естественном и простом существовании, которое навязчиво транслирует общество и культура, и вопрошает границы человеческого и нечеловеческого. Благодаря пристальному чтению произведений Кафки, автор переосмысляет понятие «кафкианского», давно и надежно вошедшее в нашу культуру.
#41
Animal poems
Этот небольшой сборник из 136 стихотворений целиком посвящен животным. В нем можно увидеть, как анонимный англосаксонский поэт воспевает кита, Шекспир симпатизирует затравленному зайцу, Марианна Мур пытается поймать медузу, Вергилий и Эмили Дикинсон созерцают пчел, а Киплинг убаюкивает детеныша тюленя. От комаров Мэй Яочэня до одиноких водоплавающих птиц Уильяма Каллена Брайанта и завороженной газели Райнера Марии Рильке, от собак и кошек Уистена Хью Одена до кузнечика Э. Э. Каммингза и осьминога Джеймса Меррилла — сборник охватывает анималистическую поэзию Запада и Востока с древнейших времен и до наших дней.
Этот небольшой сборник из 136 стихотворений целиком посвящен животным. В нем можно увидеть, как анонимный англосаксонский поэт воспевает кита, Шекспир симпатизирует затравленному зайцу, Марианна Мур пытается поймать медузу, Вергилий и Эмили Дикинсон созерцают пчел, а Киплинг убаюкивает детеныша тюленя. От комаров Мэй Яочэня до одиноких водоплавающих птиц Уильяма Каллена Брайанта и завороженной газели Райнера Марии Рильке, от собак и кошек Уистена Хью Одена до кузнечика Э. Э. Каммингза и осьминога Джеймса Меррилла — сборник охватывает анималистическую поэзию Запада и Востока с древнейших времен и до наших дней.
1365
Комплексный отдел обслуживания